Местного поэта из четвёртой роты, ефрейтора Казюлина, вызвал к себе «на завтра» в штаб командир батальона. Всю ночь не спал Казюлин, думая и гадая о том, зачем он понадобился комбату. Но так и не отгадав «зачем», Казюлин сразу же после утреннего построения пошагал в штаб на встречу к комбату.
- Товарищ полковник, рядовой Казюлин по вашему приказанию прибыл, - громко доложил поэт, приоткрыв дверь кабинета командира.
- А, Казюлин, заходи, заходи, дружок, давно тебя жду. Это ведь ты у нас стихоплёт? – начал разговор комбат. – Тут вот какое у нас дело, Казюлин. Через месяц в нашем округе будет проходить конкурс строевой песни, надо чтобы ты написал слова к этой песне, Казюлин.
Казюлин стоял с открытым ртом, не шелохнувшись, красный от волнения, и не мог выговорить ни слова.
- Эта песня строевая должна быть, Казюлин, задорной, необычной, в духе молодёжном, современном, - продолжал комбат. – Чтобы наша часть, Казюлин, заняла первое место! И на её написание я тебе даю ровно неделю, и освобождаю тебя на это время от всех работ и нарядов.
- Товарищ полковник! – умоляющи завопил Казюлин. – Да я никогда в жизни не писал строевых, задорных песен!
- Ничего страшного, Казюлин! Все мы когда-то были девочками, - сразу перебил его полковник.
Зазвонил телефон, и комбат быстро поднял трубку, а затем ещё раз серьёзно взглянув на Казюлина, сказал:
- Свободен. А через неделю жду тебя со строевой, задорной.
Из штаба Казюлин выходил сам не свой, не помня себя от волнения. А войдя в казарму он лицом к лицу встретился со старшиной роты, который вручил ему чистую тетрадь и две шариковых ручки – по чему Казюлин определил, что тот уже в курсе приказа комбата – по поводу написания «строевой, задорной».
Неделя, отпущенная комбатом на написание строевой песни, пролетела, как один миг, и Казюлин, счастливый от того, что песня всё же им написана, предстал перед светлыми очами командира.
- Заходи, заходи, Казюлин! Не робей, как девочка! – расплылся в улыбке комбат. – Как там наша песня?
- Товарищ полковник, ваше приказание выполнено! – молодцевато доложил Казюлин и протянул тетрадный листок со словами «строевой, задорной».
Комбат не спеша одел очки и начал вслух читать текст казюлинской песни:
«Я слышу, как рота чеканит свой шаг!
Пусть слышит его моей родины враг!
Не страшны ей пули и взрывы гранат,
Ведь в бой нас ведёт сам батяня – комбат!
Мы – сила России, её сыновья!
Тебя защитим мы, родная земля!»
За всё время прочтения текста, довольная улыбка не сходила с лица комбата не на минуту:
- Молодец, Казюлин! Не зря я тебе доверил такое серьёзное дело.
И вобрав в лёгкие побольше воздуха, комбат вновь продолжил чтение текста:
«Пусть часть наша «дышит на ладан» давно,
Врага всё равно превратим мы в говно».
Глаза комбата округлились, улыбка в мгновенье сошла с его лица.
- Что это такое, Казюлин?! – опешил полковник.
- Это рэп, товарищ полковник! – бодро ответил, не понимающий вопроса Казюлин.
- Какой это, на хер, рэп?! Ты меня «под статью» подставляешь! – заорал, как резаный комбат.
- Никак нет, товарищ полковник! – опять не понял причины огорчения комбата рядовой Казюлин.
Уткнувшись почти носом в тетрадный листок, комбат поспешил продолжить чтение текста:
«Как свинка фуфайку – врага мы порвём
И в штатах нормально тогда заживём.
Ты – мистер Обама и ты – мистер Буш
Узнаете скоро колыминскую глушь».
- Да это же международный скандал! – опять заорал, как резаный, полкан. – А что это означает в твоей песне «узнаете скоро колыминскую глушь?»
- Это означает, товарищ полковник, то, что когда мы разобьём америкосов, то Буша и Обаму отправим на Колыму, - улыбаясь отрапортовал комбату Казюлин.
- Да, ты, хоть что-нибудь думал своей пустой головой, когда писал это?! – опять, но уже громче и сильнее, заорал комбат.
И быстро продолжил дальнейшее чтение «строевой, задорной»:
«Черпак, дух и дембель давно рвутся в бой
И в штатах рыдает от страха ковбой.
Мы сделаем, суки, вас эдак и так,
Лишь только полезь на Россию, мудак!»
- Да, ты, что написал?! Ты что написал?! – орал на весь штаб командир части.
Смятый тетрадный листок с текстом «строевой, задорной» полетел в урну.
- Я тебя – сукина сына посажу! Я тебя за такое, херов рифмоплёт, посажу! – не унимался в своей истерике полковник. – Ты у меня до самого дембеля на кухне котелки будешь драить! Я тебя… Ты… Я из тебя… Пошёл на…
Из штаба Казюлин не вышел, а вылетел.
С тех пор творческая натура ефрейтора Казюлина, в полной мере испытывает на себе все тяготы и лишения военной службы.
